Спектакль «Дядя Ваня» в Русском театре.
Режиссер: Игорь Лысов.
Художник: Изабелла Козинская.
Композитор: Александр Жеделёв.
Автор фото: Елена Вильт.
В сентябре этого года премьерой спектакля «Дядя Ваня», по одноименному произведению Антона Павловича Чехова, Русский Театр Эстонии открыл свой 67-й театральный сезон. Режиссеру спектакля и художественному руководителю театра Игорю Лысову удалось воссоздать картину гибели русской интеллигенции в лучших традициях своей школы, ведущей корни от Константина Сергеевича Станиславского.
Что это за спектакль? Нет смысла в очередной раз рассказывать о широко известном сюжете чеховского «Дяди Вани», ведь на классические постановки зритель больше ходит для ознакомления не с самим произведением, а с формой его преподнесения. То есть, интерес для зрителя представляет именно аспект передачи чужого восприятия от режиссера и актеров. Режиссер выступает в роли некой призмы, через которую свет произведения определенным образом преломляется и подается наблюдателю под новым ракурсом. Актеры обыгрывают и аранжируют основную линию. Более того, ожившие в руках профессионалов лысовско-чеховские персонажи каждый раз заставляют поверить, что следующая сцена будет не такой, как у Чехова, что история пойдет по другому сценарию, и зритель увидит альтернативную реальность. Именно это и накаляет страсти и сохраняет интерес к сюжетной линии на протяжении всего спектакля.
Девять действующих лиц и девять бессмертных образов в течение почти двух с половиной часов воссоздают для зрителя чеховскую Вселенную, отрывая его от внешнего мира и пронизывая атмосферой того времени. Зритель видит, как актеры по очереди передают друг другу эстафету диалогов. В этом наблюдается непрерывность происходящего действия. В данной постановке режиссер не отступает от классических канонов, но добавляет индивидуальные нотки своих ощущений. Вся сцена – как целый мир. Используя всего один набор декораций, но показывая его в разных плоскостях, он придает этому миру объем. Управляя мимикой и жестами актеров, где-то прикрывает трагизм юмором, а их голосами оживляет его. Добавляя музыку, создает особенное настроение в специальные моменты. Играя светом, заставляет тени следовать определенному ритму, выхватывая то одну, то другую часть этого мира, расставляет акценты на активных персонажах текущей сцены, одновременно уводя в тень и усыпляя дожидающихся своей очереди. Ни одну из сцен этого спектакля нельзя игнорировать, каждая сцена – это составная часть целого организма.
А между тем, в идеально переданных чеховских персонажах неподдельно прослеживаются образы современности. Если говорить об основной линии разворачивающегося действия, то сам Игорь Лысов отмечает, что главный акцент спектакля делается на то, что «русская интеллигенция, которая не смогла переступить через свою собственную рутину, может рассчитывать, что ей будет хорошо лишь после смерти». А в момент, когда герой Олега Рогачева Астров изрекает, пожалуй, одну из самых значимых фраз произведения, говоря о том, что «те, которые будут жить через сто, двести лет после нас и которые будут презирать нас за то, что мы прожили свои жизни так глупо и так безвкусно, — те, быть может, найдут средство, как быть счастливыми…», тогда зритель понимает, что это послание, пришедшее к нему сквозь время. Он слышит это именно в тот момент, когда к нему обращаются. Зритель чувствует, что попал в машину времени – нет ни XIX, ни XXI века, и все, что происходило тогда, происходит в данный момент. А недосягаемое «светлое будущее» на самом деле вне времени, и существует возможность просто жить и быть счастливыми здесь и сейчас. От этого откровения на глазах наворачиваются восторженные неудержимые слезы, заставляющие вновь и вновь восхищаться бессмертным произведением, переданным в такой волнующей форме.
Но, пожалуй, одной из главных сцен является финальная. Она является ключом к разгадке всего действия. Это монолог Сони. Участвуют и все остальные действующие лица, но их действия статичны и немы. Это полный надежды взгляд, с которым дядя ее слушает. Это старая няня, Астров, Телегин и местный работник, хранители тишины фона. Это уехавшие навсегда супруги Серебряковы. И старуха Войницкая, которая застыла с поднятой рукой с зажатым в ней белым платочком, замерев и глядя им вслед. Сцена поворачивается на 90 градусов, и вот она машет уже зрителю, прощаясь с ним. В этот момент зритель чувствует, что персонажи начинают удаляться от него, теряя целостность созданного мира и делая для себя недосягаемым «светлое будущее», в котором он сам остается. И в подтверждении этому, но как бы оставляя надежду героям, режиссер заканчивает спектакль музыкальным мотивом песни в исполнении группы «Чайф» со словами: «а не спеши ты нас хоронить…»
