Banner photo for the post

«Как-то раз где-то в районе Кукрузе один хуторянин построил баню. Соорудил в ней печь и затопил, чтобы каменка нагрелась…»
Чем завершилась история незадачливого строителя, известно всякому, кто знаком с легендой хотя бы в пересказе школьного учебника по эстонскому языку: камни печи начали тлеть, а затем и вовсе вспыхнули.
Кто и когда первым заметил за сланцем его отличительную особенность – не узнать уже никогда. В научный обиход ее ввел Август Вильгельм Хуппелль – литератор-остзеец, краевед и народный просветитель.
Было это в 1777 году. А еще через сто лет директор Минералогического музея Петербургской академии наук, геолог Фридрих Шмидт впервые дал камню официальное название – кукерзит, по деревне Кукрузе.
До поры до времени термин этот интересовал разве что узкий круг специалистов. Но грянула Первая мировая война. Столица Российской империи и ее балтийские провинции оказались отрезаны от угля, который доставлялся из Англии морем.
Тут-то эстонский сланец оказался очень кстати, и уже в 1916 году добытый на окраине будущего Кохтла-Ярве горючий камень стал использоваться в качестве топлива для печей цементных фабрик Петрограда и поселка Кунда.
Для новорожденной Эстонской Республики сланец по умолчанию стал «полезным ископаемым номер один»: ни у кого из соседей на восточном берегу Балтийского моря не было ничего подобного.
А для будущего города Кохтла-Ярве это стало причиной его появления. Ведь и сейчас, сто с лишним лет спустя, он состоит из отдельных частей, разделенных друг от друга зачастую десятками километров.
Расположенные вокруг карьеров, шахт и сланцеперерабатывающих заводов, они придают сердцу самого индустриального региона Эстонии масштаб воистину столичной агломерации.
* * *
Официальный статус города конгломерат поселков впервые получил летом 1946 года – одновременно с генеральным планом и званием «первого социалистического города на эстонской земле».
О досоветском прошлом Кохтла-Ярве говорить если и доводилось, то исключительно в негативных тонах: дескать, эксплуататоры-капиталисты думали только о выгоде, а никак не о нуждах местного пролетариата.
Потому, столкнувшись здесь с довоенной застройкой, невольно оказываешься изрядно обескуражен: деревянные рабочие казармы давным-давно сгинули, а вот каменный «старый город» тридцатых годов сохранился вполне.
Жилая его архитектура – добротный «пятсовский» традиционализм, по-провинциальному тяжеловесный, но прочный и ладный. А постройки общественные – пускай и не многочисленны, зато достойны столиц.
Достаточно взглянуть на школьное задание на улице Спорди: такое и на таллиннских улицах не затерялось бы. Или на православную церковь в ее удивительном стиле функционализма – на такой эксперимент таллиннцы не решились.
Даже в эпоху формирования парадной части социалистического Кохтла-Ярве, когда в моде был сталинский ампир, к поиску новых форм отнюдь не стремившийся, центр шахтерского региона нет-нет да и умудрялся вырваться за рамки канонов и шаблонов.
Не зря же водонапорную башню на въезде в город – сооружение, казалось бы, сугубо утилитарное – построили столь изящной и воздушной. Говорят, что ее силуэт и форма напоминают традиционную шахтерскую лампу.
Жаль только, что на этом полет мысли у здешних архитекторов, похоже, прервался на неопределенный срок: в шестидесятых-восьмидесятых годах сколько-нибудь примечательных памятников архитектуры в городе толком не появилось.
Монументальной пластике повезло несколько больше: установленный в 1967 году монумент «Слава труду», который народ незамедлительно окрестил в «Пару непьющих», стал одним из символов города, и остается им до сих пор.
* * *
Останется ли звание «Сланцевая столица Эстонии», закрепившееся за Кохтла-Ярве восемь десятилетий назад, лишь официальной риторикой? А может, и вовсе станет отголоском былой славы?
Эпоха, когда котельные топились добываемым здесь сланцем, когда сланец горел в топках паровозов, а двигатели внутреннего сгорания работали на синтезированном из сланца эрзац-бензине, однозначно в прошлом.
Может, и не в таком далеком, как времена, когда инженер Кохтла-Ярвеского завода сланцевых масел получал жалование в виде одной стокроновой купюры с изображением башен этого завода, но от этого не менее безвозвратном.
По какому пути пойдет развитие всего региона Ида-Вирумаа и его центра – не административного, формального, а сущностного, подлинного – прогнозировать было бы рискованным. Не менее рискованным, чем труд шахтера.
На гербе и флаге Кохтла-Ярве – косой склон шахтного террикона и стилизованные языки пламени. Возможно, это протуберанцы солнечного диска, начинающего свой путь над Эстонией именно здесь, на северо-востоке страны.
Пусть оно почаще светит над шестью районами сланцевой столицы. И пусть почаще заглядывает в окна здешних жителей, которые, признаться откровенно, в последние десятилетия не слишком избалованы радостями жизни.
А жители других регионов пусть почаще заглядывают в Ида-Вирумаа. Не только недра уезда, но и застройка его сердца способна удивить вдумчивого путешественника и многое порассказать ему.

Автор: Йозеф Кац

#40историй

Проект проводится при поддержке Совета Министров Северных стран.