Имя какого эстонского города краеведы середины ХХ века выводили от русского названия дерева, в равной степени считающегося как плодовым, так и декоративным, как окультуренным, так и дикорастущим?
Подсказка насчет того, что происхождение того же топонима пытались связать с ливским словом, означающим отверстие для дыма под стрехой курной избы, может сбить с толку. Попытка объяснить его от фамилии Репин – напротив.
Речь, как нетрудно в таком случае догадаться, идет о местечке Ряпина, впервые упомянутом в ревизских списках тех времен, когда южная часть нынешней Эстонской Республики входила в состав Речи Посполитой как деревушка, звавшаяся Репниц.
И пусть современные языковеды относят родственность топонима «Ряпина» с русским словом «Рябина» к разряду народной этимологии. Тем нее менее, связь города, если и не с конкретным деревом, то с дендрологией в целом, сомнений не вызывает.
Как же может быть иначе, если с 1924 года здесь работает едва ли не старейшая в Эстонии школа садоводства?! А сам городок в восточной части уезда Валгамаа последние лет десять гордо величает себя на этом основании садоводческой столицей.
* * *
Садовника звали Мориц Александр Вальтер фон Энгельгардт. Он был сыном профессора Дерптского университета, действительного статского советника Густава Морица Константина фон Энгельгардта.
Отпрыск избрал стезю не духовную, а светскую. А если точнее, естественно-научную. Окончив биологический факультет в Тарту, он заведовал библиотекой Ботанического сада в Санкт-Петербурге и давал частные лекции.
В возрасте двадцати семи лет он отправился в Германию, в Потстдам, где год учился в Королевской школе садоводства. Вернувшись в родную Лифляндию весной 1892-го, в поместье Скривери на берегу Даугавы он основал садоводческий питомник.
Когда именно Энгельгарт получил заказ от владельца мызы Ряпина на модернизацию разбитого в середине XIX столетия усадебного парка? На этот счет данные разнятся. Произошло это, во всяком случае, не позднее, чем на рубеже прошлого и позапрошлого веков.
К тому времени Энгельгардт уже мог похвастаться солидным послужным списком. Под его руководством были реконструированы и разбиты заново парки примерно сорока поместий на территории современной Латвии, а также несколько скверов в Риге.
Работал он и в будущей Эстонии, правда, исключительно в той ее части, которая входила в административные границы Лифляндской губернии. Парки поместий Ыйзу и Кярстна в Вильяндимаа, Лууа и Пюхаярве в Тартумаа реорганизованы им.
И, конечно же, Ряпина! Здесь Энгельгардту посчастливилось создать уникальную парковую оправу для едва ли не эталонного образца архитектуры классицизма в Южной Эстонии – одновременно традиционную и новаторскую.
* * *
В Германии, куда Энгельгардт счел за лучшее перебраться непосредственно после революционных волнений 1905 года, его считают, в первую очередь, основоположником собственно немецкого типа парков.
Говоря совсем просто, он представлял собой разумный компромисс между регулярным французским парком, известным еще с эпохи барокко, и пейзажным или английским парком – порождением культуры периода романтизма.
От первого Энгельгардт предлагал взять строгую иерархию различных видов деревьев и кустарников. От второго – высадку их таким образом, чтобы подчеркнуть естественную красоту как самих растений, так и местности, где они посажены.
Считается, что подобные взгляды Энгельгардт стал исповедовать, будучи главным садовником Дюссельдорфа. Для раннего же – условно говоря, лифляндского – периода его творчества характерны несколько более консервативные и привычные воззрения.
Типичный, спроектированный им для усадьбы остзейского помещика парк почти обязательно включает в себя открытое пространство перед главным фасадом – в идеале, перспектива замыкается водоемом, желательно природным.
С обеих сторон центральную лужайку обязательно обрамляют низкие, зачастую подстриженные кусты, далее – кусты повыше, на заднем плане – вертикальные доминанты в виде деревьев с натуральной, несформированной кроной.
Граница между газоном лужайки и группами кустарников ни в коем случае не должна казаться прочерченной по линейке. Перетекать друг в друга разные зоны озеленения должны волнообразно, причудливым, а главное – плавным зигзагом.
Особую страсть Энгельгардт питал почему-то к сибирской лиственнице, до того в оформлении мызных парков неизвестной. Так что, если где-то это дерево возвышается над границей газонов и кустарника, то это почти наверняка его работа.
* * *
Вопрос о том, в какой мере скончавшегося в 1940 году Морица Александра Вальтера фон Энгельгардта можно благодарить за то, что Ряпина спустя семьдесят лет стали именовать садоводческой столицей, остается открытым.
Но тот факт, что именно высаженный по его проекту и при его непосредственном участии парк мызы Ряпина послужил в 1924 году базой для учреждения здесь одной из ведущих в Эстонии школ садоводства, не вызывает сомнений.
Четыре сотни видов растений, некоторые из которых представлены только здесь, стали бесценным подспорьем для многих поколений ее питомцев. Говорят, в начале ХХ века сам Энгельгардт снабдил их табличками с латинскими и немецкими названиями.
Восемь гектаров самого что ни на есть наглядного пособия для будущих садовников и ландшафтных архитекторов (именно Энгельградт впервые выделил эту профессию) стали домом для добрых шестидесяти видов птиц и семи видов летучих мышей.
Тогдашний совхозный техникум – именно такое имя носила в ту пору теперешняя Ряпинаская садоводческая школа – покинула здание усадебного дома помещичьего рода фон Рихетеров в 1984 году, переехав в современный учебный корпус.
Но название «парк садоводческой школы» за ее ближайшими окрестностями продолжал бытовать и в дальнейшем, как продолжает существовать оно в разговорной речи жителей столицы садоводства Эстонии и по сей день.
Пора, когда о Ряпина вспоминали исключительно в связи со здешней бумагоделательной фабрикой – кстати, одной из старейших, непрерывно действующих в Европе вот уже три века – осталась в прошлом.
В 2004 году город примерил на себя титул лесной столицы, но он не прижился. Вслед за этим ставка была сделана на садоводство, и тут, что называется, зафиксировано точное попадание в цель.
Приехав в Ряпина в любое время года, особенно по весне или золотой осенью, – самое дело внять призыву трех путешественников из произведения Джерома К. Джерома: «В сад! Все в сад!».
Здешний парк действительно достоин столицы. Если не государства, то соответствующего промысла – садоводства. Возведенного здесь до уровня подлинного искусства.
Фото: Парк, разбитый на рубеже XIX-XX столетий садовником Энгельгардтом в поместье Ряпина, поспособствовал превращению города век спустя в садоводческую столицу Эстонии.
Автор: Йозеф Кац
#40историй
Проект проводится при поддержке Совета Министров Северных стран.
