Постановка «Мясо на костях» в тартусском театре Uus Teater.
Постановщик: Керту Моппель.
Художник: Артур Арула.
Драматург: Мария Леэ Лийвак.
Музыкальное оформление: Лаури Калдоя.
Оформление света: Прийду Адлас.
Премьера состоялась 21 ноября 2014.
Совместно с Vaba Lava.
Мне было очень интересно посмотреть, как эволюционирует Тартуский Uus teater. Этот театр представляет собой, пожалуй, наиболее успешный проект, выросший из студенческой клубной культуры Тарту. Труппа много ставит, постоянно бывает со спектаклями в Таллине, театр на слуху даже в русскоязычной культурной среде. Я видела три работы этого театра, что уже позволяет составить более или менее объективное мнение о стилистике и идеологии коллектива. Впрочем, коллектива весьма подвижного. Такие мобильные труппы составляют основную продукцию театральной среды. Актеры приходят и уходят, главного режиссера по сути не существует, это вполне ризомная и весьма успешная среда, соответствующая настроениям молодой эстонской образованной элиты. В сущности, это творческая золотая молодежь Эстонии, по ее продукции можно судить о самых высших слоях национального сознания. Театр – очень точный индикатор состояния умов ближайшего будущего.
Первый из виденных мною спектаклей был посвящен звезде эстонского рока Гуннару Грапсу (Raudmees. Odysseuse eksirännakud. 2011). Это был очень мастерски поставленный мюзикл на камерной сцене. Культовая фигура организует вокруг себя определенную среду, эта среда была весьма убедительно воспроизведенеа на сцене. Действие происходило в двух уровнях: быт богемы со всеми соответствующими проблемами и музыка, вдохновение, драйв. Мы наблюдали, какой ценой дается творческое самовыражение в соответствующую эпоху. Спектакль, несомненно, произвел впечатление живого организма. Дыхание настоящей трагедии сбалансировало фарс бытовых неурядиц. Гуннара Грапса я помню еще живой легендой, видела и слышала в тартуском Püssirohu kelder. Эта личность стала оправданием спектаклю и приговором тогдашнему обществу.
В прошлом году я видела нашумевший спектакль «Pure mind» (2013). Это было действие, вернее, некая плохо мотивированная последовательность действий, оставившая впечатление совершенно бессистемного сознания. В спектакле присутствовали базовые архетипы, которые опознавались аудиторией, но эти архетипы не составили сколько-нибудь логичной картины мира, то есть композиции. Гэги сменялись один за другим, иногда это были весьма экстремальные эксперименты буквально на физиологическом уровне. Никакого сообщения, с моей точки зрения, этот спектакль не содержал. Возможно, такова была картина Чистого разума с точки зрения постановщика, но я не увидела картины иной, кроме клинического распада причинно-следственных связей между компонентами текста. Собственно, распад текста. Я видела агрессию сытой неудовлетворенности во многих ее проявлениях без какого бы то ни было проблеска гуманизма. Спектакль оставил крайне гнетущее и тревожное впечатление одновременно.
Последняя премьера – «Мясо на костях» («Liha luudel») (2014) – дает больше надежды на создание законченной композиции, хотя по-прежнему детектирует системное неблагополучие нашей картины мира. При этом, это красивый спектакль. Превосходная работа постановщика света. Чувствуется хорошая визуальная культура, живописная и кинематографическая. Театр много заимствует у кино, в первую очередь, сам принцип монтажа, а также скорость передачи информации. Теперь после опыта кинематографа мы понимаем, что театр – это также искусство мысли, то есть вынесение вовне, в специально отведенное пространство –время, своих представлений о мире. Это всегда мысленный и мыслительный эксперимент. Эксперимент состоит в том, что человек как бы отсраняется от своей мысли, выносит ее на обсуждение публики, подвергает многостороннему и многократному анализу. Создатели спектакля хорошо отдают себе отчет в том, что они ставят эксперимент, кладут под стекло микроскопа определенную культурную среду. Этот эксперимент не только заявлен в анонсе-программе, но и реализован на сцене очень убедительно и эффектно. Постановщик хорошо знакома с приемом остранения, впервые описанным русскими формалистами и практиковавшимся в театрах Мейерхольда и Брехта. Это основной прием, используемый в спектакле для типизации происходящего.
Стилистику действия спектакля я бы определила как жанр студенческого капустника, возведенный на профессинальные подмостки. Пред нами снова серия очень мелких сценок-гэгов, повествующих о быте благополучной молодежи неопределенной культурной принадлежности. Они говорят по-эстонски, но уже со множественными вкраплениями английского, они слушают и танцуют под англофонную музыку, они пьют и едят. Собственно, это все. Некоторые эпизоды отчетливо напоминают офорты Вийральта, представляющие критику высших словев общества в период предыдущего коллапса Европы, с поправкой на современные моды. То есть перед нами снова распад человечности. Однако в этом спектакле уже наблюдаются не просто отдельные архетипы, плавающие в нерелевантном информационном бульоне, а некоторые цепочки логических умозаключений. Проскальзывает даже критика общественного строя, правда, без каких бы то ни было проблесков программы выхода. Под конец мысль поднимается даже до философских обобщений об устройстве Вселенной. В результате постановка оставляет впечатление если не целостности, то, по крайней мере, определенной осмысленности.
Возвращаясь в памяти к мюзиклу о Гуннаре Грапсе, я бы сказала, что нынешний спектакль представляет собой мир богемы в отсутствие Звезды и Музыки. Однако по сравнению с «Pure mind» здесь просматривается определенная духовная неудовлетворенность, что и внушает определенную надежду на выздоровление общества. Ведь театр – это зеркало общества, по этому зеркалу мы читаем диагноз.
Я, как специалист по семиотике, укажу на две серьезные, с моей точки зрения, ошибки постановщика относительно коммуникативной этики. 1. Использование взрывпакетов для обозначения монтажной перебивки мне кажется неоправданно экстремальным. Я понимаю, что аудитория этого театра в большинстве своем молодежь, привыкшая к подобным спецэффектам. Однако я свидетельствую, что такие эффекты могут быть весьма опасны для людей со слабым сердцем. В программке следует указывать на такую опасность. 2. Сцена, обыгрывающая слово «педераст», мне представляется этически вредной, поскольку воспроизводит слово с крайне негативной аурой многажды, тем самым переворачивая и извращая смыслы как понятия, так и слова, его обозначающего.
